За период после выхода в свет первого номера журнала наиболее обсуждаемой темой в обществе стала проблема повышения пенсионного возраста. О своем отношении к изменению возраста выхода на пенсию высказались депутаты Государственной Думы, общественные деятели, эксперты. Старт дискуссии дал помощник президента РФ А.Дворкович. Выступая на XI Международной Конференции по проблемам развития экономики и общества, которая проходила в Москве 6-8 апреля сего года, он заявил: «.. мне кажется, что время обсудить повышение пенсионного возраста пришло, и не стоит обманывать самих себя, что люди не готовы. Они готовы». На этой же конференции с докладом «Сбережения народа или депопуляция России?» выступил доктор экономических наук, Директор Института демографии Государственного университета Высшей школы экономики А. Вишневский. В нем, среди прочего, автором анализируются целесообразность и последствия повышения сроков выхода на пенсию граждан России. Надеемся, что нашим читателям будет небезынтересно ознакомиться с результатами исследований.

На протяжении последних ста лет Россия жила с непозволи­тельной демографической расточительностью, которая крайне плохо согласуется с идеей сбережения народа. Главным проявле­нием этой расточительности были огромные демографические потери, обусловленные как относительно высокой смертностью в спокойные годы, так и всплесками катастрофической смертности в годы политических и социальных потрясений.

Выше уже упоминалась оценка потерь населения вследствие де­мографических катастроф первой половины ХХ в. (свыше 76 млн. человек). Однако даже когда эпоха социальных потрясений за­кончилась, Россия продолжала нести огромные демографические потери из-за нараставшего с середины 1960-х годов отставания от большинства развитых стран в снижении смертности. Если бы на­чиная с этого времени снижение смертности в России шло теми же среднегодовыми темпами, что и в странах Европейского союза, США и Японии с 1961 по 1996 г., «если бы кризис смертности в СССР не парализовал здесь ее общемировую тенденцию к сниже­нию, то общее число россиян, умерших за 1966–2000 гг., было бы меньше фактического на 14,2 млн. человек, или почти на 10%. Эта величина превосходит возможную оценку людских потерь населе­ния России во Второй мировой войне (если принять их равными половине потерь СССР)».

Неблагоприятные тенденции смертности, сложившиеся в Рос­сии в советское время, не удалось переломить и в постсоветский период. Если взять для сравнения 10 европейских стран с типич­ными для Западной Европы тенденциями смертности (Австрия, Великобритания, Германия, Ирландия, Испания, Люксембург, Ни­дерланды, Финляндия, Франция, Швеция) и добавить к ним США и Японию, то за период с 1991 по 2005 г. усредненный для 12 стран общий коэффициент смертности снизился на 23%, что соответ­ствует среднегодовому темпу снижения 1,9% (2,0% у мужчин, 1,9% у женщин). В России же общий коэффициент смертности за то же время повысился на 40% (среднегодовой рост на 2,4%, в том числе на 3,1% у мужчин и на 1,6% у женщин).

Общий коэффициент смертности — грубый показатель, сильно зависящий от возрастного состава населения, он не позволяет про­водить корректные сравнения. Но переход к возрастным коэффи­циентам смертности позволяет не только делать такие сравнения, но и дать приблизительную оценку демографических потерь, ко­торые несет Россия вследствие того, что ей никак не удается выйти на траекторию снижения смертности, по которой уже много деся­тилетий движутся другие развитые страны.

Если предположить, что с 1991 по 2008 г. направление и темпы изменений возрастных уровней смертности в России были бы не такими, какими они оказались в действительности, а такими, ка­кие зафиксированы в 1991–2005 гг. в среднем в 12 названных выше развитых странах (модель «Запад») (рис. 1), то можно исчислить гипотетическое число смертей, которое должно было бы наблю­даться в России при фактической численности и половозрастной структуре ее населения (рис. 2, левая панель).

Разницу между гипотетическим и фактическим числом смер­тей можно интерпретировать как «избыточные смерти» россиян, обусловленные неблагоприятными тенденциями смертности в России. Подчеркнем, что это избыточные смерти, полученные не при сравнении уровней смертности в России и передовых по уров­ню смертности странах, — в этом случае разница была бы намно­го большей. Предполагался только давно уже свойственный этим странам темп улучшений при весьма высокой исходной россий­ской смертности начала 1990-х годов.

Такой же, но несколько более консервативный расчет был сде­лан на основе сравнения не с «западными» (с оговоркой, что они включают и Японию), а с девятью восточноевропейскими странами (Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, Словакия, Чешская республика, Латвия, Литва и Эстония) (рис. 1, правая панель).

Рис. 1. Среднегодовые темпы снижения возрастных коэффициентов смертности в России и в 12 западных странах, 1991–2005 гг., %

Общее число избыточных смертей за 18 лет (1991–2008) оце­нивается в первом случае в 12,9 млн., во втором — в 10,7 млн. Это означает, что если бы этих смертей не было, то нынешнее насе­ление России насчитывало бы примерно на 11–13 млн. человек больше, чем имеется в действительности (напомним, что есте­ственная убыль населения России за 1991–2008 гг. составила 12,6 млн. человек).

Рис. 2. Фактическое и гипотетическое число смертей в России в 1991–2008 гг., тыс.

38% избыточных смертей в первом случае и 44% — во втором приходится на взрослое население в возрасте от 20 до 60 лет, из них почти 30% (во втором случае — более 34%) — на мужчин (рис. 3 и табл. 1).

Рис. 3. Число избыточных смертей в России за 1991–2008 гг., по сравнению с западной и восточноевропейской моделью изменений смертности, тыс.

Таблица 1. Структура избыточных смертей в России за 1991–2008 гг., %

Снижение смертности способно противостоять старению населения России, но не противостоит

  Старение населения, быстрое увеличение доли в населении людей послерабочих возрастов, для которых основным источни­ком средств существования оказывается пенсия, ставит очень се­рьезные вопросы перед пенсионными системами всех стран, в том числе и России, порождает множество вызывающих тревогу эко­номических и социальных проблем, которые, также, повсеместно воспринимаются как один из серьезнейших вызовов.

Однако, как это часто бывает, развитие создает не только проблемы, но и возможности их решения. Обусловившая старение не­обратимая перестройка возрастной пирамиды — результат перехо­да от равновесия высокой смертности и высокой рождаемости к равновесию низкой смертности и рождаемости (демографический переход). Снижение смертности — ключевой процесс этого пере­хода, который не просто удлиняет жизнь человека, но изменяет все ее расписание.

Начиная с некоторого момента, снижение смертности оказы­вается настолько значительным, что, в определенном смысле, об­ращает процесс старения вспять. Благодаря снижению смертности в старших возрастах, сегодняшнему шестидесятилетнему человеку может предстоять прожить больше времени, чем пятидесятилетне­му 20 лет назад. В этом смысле он равен по возрасту пятидесяти­летнему человеку двадцатилетней давности, а, может быть, даже и моложе его.

В качестве измерителя этих изменений недавно был предложен так называемый «перспективный медианный возраст», которым можно пользоваться в сравнительных целях.

Как известно, в России лучшие показатели смертности были достигнуты в середине 1960-х годов. Сравним Россию того вре­мени с некоторыми странами. Скажем, в США с тех пор, в силу нараставших процессов старения, медианный возраст населения значительно вырос — с 27,1 года в 1965 г. до 34,8 в 2005 г. Но уже в 1965 г. ожидаемая продолжительность жизни «медианного» аме­риканца была такой, как у тогдашнего 25-летнего россиянина, то есть по этому параметру он был моложе на 2,1 года, а в 2005 г. «медианный» американец соответствовал россиянину 1965 г. в воз­расте 25,7 года. Иными словами, если использовать российское население 1965 г. в качестве стандарта, то американские мужчины не состарились, а помолодели. В Японии процесс старения зашел гораздо дальше, чем в США, медианный возраст с 1965 по 2006 г. увеличился с 26,3 до 41,9 года, но перспективный медианный воз­раст, хотя здесь в отличие от США он не сократился, вырос намно­го меньше — с 23,7 до 30,4 года. Главное же — это то, что и в США, и в Японии он существенно ниже обычного медианного возраста, и разрыв все время увеличивается (рис. 4).

В России, как видно из того же рис. 4, дело обстоит совсем иначе. Пунктирная кривая проходит не ниже, а выше сплошной, стандартизованный показатель указывает на еще большее старе­ние, чем обычный. Сравнение с Японией особенно показатель­но. Япония лидирует по традиционным показателям старения, в том числе по величине медианного возраста. На протяжении уже четырех десятилетий она демонстрирует одну из самых высоких, если не самую высокую, скорость старения. Но в старении по оси перспективного возраста лидирует Россия. Показатель перспек­тивного медианного возраста российских мужчин увеличивается примерно с той же скоростью, с какой растет обычный (хроноло­гический) медианный возраст японских мужчин, и по своей вели­чине совпадает с ним.

Иными словами, сохранение высокой смертности в России, в отличие от других стран, не позволяет противостоять демографи­ческому старению.

Рис. 4. Обычный и перспективный медианный возраст мужчин в России, США и Японии, лет

Источник: Расчеты на основе данных Росстата и «Human Mortality Database».

В частности, оно блокирует законодательное повышение воз­раста выхода на пенсию, которое рекомендуют экономисты и которое, действительно, было бы желательно с учетом растущей нагрузки на пенсионные фонды. Но воспользоваться этими реко­мендациями в России — значит проигнорировать ее демографиче­ские и социальные реалии.

Сторонники повышения возраста выхода на пенсию ссылаются на опыт большинства развитых стран. Но в этих странах кривые обычного и перспективного медианного возраста соотносятся, как в США или Японии, а не как в России. Поэтому, несмотря на более поздний возраст выхода на пенсию, в европейских странах до него доживают гораздо больше людей, чем в России, и в 65 лет им пред­стоит почти такая же, а иногда и более долгая жизнь, чем в России в 60 или даже в 55 лет. С этой точки зрения, они имеют демогра­фические основания и для дальнейшего повышения пенсионного возраста, которое во многих из них уже запланировано.

Если же наложить европейский опыт нормирования возраста выхода на пенсию на российские реалии, то российская пенсион­ная система станет классическим образцом социальной неспра­ведливости, особенно применительно к пенсионному обеспече­нию мужчин.

В России она несправедлива уже и сейчас. Из-за высокой смертности далеко не все мужчины, вступившие в рабочий воз­раст, доживают до его верхнего предела. Если условно принять, что среднестатистический россиянин начинает работать в 20 лет, а выходит на пенсию в 60, то ожидаемая продолжительность его жизни в этом интервале не может превышать 40 лет. Как правило, она оказывается меньшей из-за того, что часть людей не дожива­ют до выхода на пенсию. Например, в Нидерландах преждевре­менная смертность сокращает предельную ожидаемую продол­жительность рабочей жизни на 2%, в США — на 4,3%. В России же потери составляют 14,3% всего фонда рабочего времени (рис. 5).

Рис. 5. Ожидаемое число лет, которое предстоит прожить мужчине, достигшему 20 лет, в интервале от 20 до 60 лет в некоторых странах в 2007 (*2006) гг.

Это означает, что значительное число людей, перешагнувших через 20-летний возраст и работавших иногда по нескольку десят­ков лет, умирают, тем не менее, не дожив до пенсии. Условно мож­но считать, что сделанные ими пенсионные взносы остаются не­востребованными или же «наследуются» выжившим. Их можно рассматривать как вклад в формирование пенсионного фонда тех, кто дожил до пенсии и прожил после этого какое-то время. Отно­шение совокупного времени, проработанного в возрасте от начала трудовой деятельности до выхода на пенсию (в нашем примере от 20 до 60 лет), к совокупному времени, прожитому после выхода на пенсию, можно интерпретировать как коэффициент поддержки пожилых.

Из-за высокой смертности мужчин вклад «невостребованных взносов» в коэффициент поддержки пожилых у нас очень велик и все время увеличивается (рис.6). Так, при возрасте выхода на пенсию 60 лет у мужчин в условиях смертности 1965 г. он не до­стигал и 20%, в условиях смертности 2006 г. повысился почти до трети, а если бы возраст выхода на пенсию был 65 лет, он превысил бы 40%.

Рис. 6. Вклад умерших в коэффициент поддержки пожилых при разных пенсионных границах в условиях российской смертности соответствующих лет, Россия, %

Источник: расчеты на основе данных Росстата и «Human Mortality Data­base». University of California, Berkeley (USA), and Max Planck Institute for De­mographic Research (Germany). Available at www.mortality.org or www.humanmor­tality.de (data downloaded on March 6, 2010).  

При современном уровне смертности российских мужчин и нынешняя пенсионная граница, приходящаяся на возраст 60 лет, слишком высока. Столь значительная роль невостребованных пенсионных вкладов, как у российских мужчин при пенсионной границе 60 лет (35,4% в 2005 г.), в других странах не наблюдает­ся даже при границе 65 лет (23,4% — в Польше, 14,8% — в США, 11,1% — в «Западной Европе», 10,7% — в Японии) (рис. 7). Если же в России мужчины выходили бы на пенсию в 65 лет, то в усло­виях смертности 2008 г. до этой границы не доживали бы половина мужчин, перешагнувших 20-летний возраст.

Очень скромны жизненные перспективы и у тех российских мужчин, которые все же дожили до пенсии. Ожидаемая продол­жительность жизни 60-летнего россиянина в 2008 г. составляла 14,2 года. Это на 3,5 года меньше, чем у 65-летнего у англичанина, на 4,4 года меньше, чем у француза, и почти на 6 лет меньше, чем у жителя Нидерландов. Для россиянок разница не столь разительна, но и у них ожидаемая продолжительность жизни в 60 лет меньше, чем у жительниц Западной Европы в 65 лет.

Рис. 7. Вклад в коэффициент поддержки лиц пенсионного возраста тех, кто не доживает до пенсии, в интервале возраста от 20 до 60 лет в России и от 20 до 65 лет в других странах, % (мужчины)

Примечание: «Европа» — арифметическая средняя по четырем странам: Англия и Уэльс, Франция, Италия, Швеция.

Источник: Рассчитано на основе базы данных «Human Mortality Database».

Рис. 8. Ожидаемая продолжительность жизни в возрасте 65 лет в некоторых европейских странах, 2008 г. (*2007 г.), лет.39

  Если же представить себе, что возраст выхода на пенсию для мужчин в России поднят до 65 лет, то при нынешнем уровне смертности в момент выхода на пенсию россиянину предстояло бы прожить в среднем 11,7 года, что в полтора раза и более уступает ожидаемой продолжительности жизни среднего жителя Западной Европы того же возраста — на 6 лет меньше, чем у англичанина или ирландца, почти на 7 лет меньше, чем у француза, более чем на 8 лет меньше, чем у голландца (рис. 8).

Источник доклада Вишневского А.Г.: ГУ-ВШЭ